Иногда я слышу, какой упадочный осадок оставляет после себя торжество. Иногда в нем звучит укор и возмущение неоправданностью вложенных усилий. Иногда тихая, задавленная тоска и вынужденность вписываться – ведь прилично быть веселым и благодарным…А иногда отрешенность от праздничной суеты в безразличие обыденного хода дел – с предательским вздрагиванием от чьего-то звонкого смеха. Иногда я узнаю это в себе.


А ведь каждый, когда-то очень давно, подступал к чудесному – там, где достаточно было лишь взгляда и предвкушения, чтоб нечто завихрилось в необъяснимом, но чарующем движении и произошло. Что произошло с этим временем? И почему мы так по-разному, но все еще ожидаем его, ждем тогда, когда наш взгляд и вкусы уже давно поменялись. Это разрывает тождественность - когда я не слышу связи в том, что у меня внутри и в том, что обнаруживаю снаружи. Как же прекратить разделение себя от мира?

- детство и вера, что чудо случается.

Чудеса живут в детстве и дети живут вместе с ними. Я думаю фраза, что детство закончилось – по сути своей жестка и неверна в большинстве случаев. Его можно прервать, можно помешать течь в своем русле, можно даже гипертрофировать, но никогда не закончить. Оно сменяет свою форму и переходит в жизнь взрослому. Именно храня это ощущение родители (да и все те, кто ими не стали) затрагиваются и откликаются на детский смех, детские слезы, улыбку и игру. Именно благодаря этому случаются открытия и изобретательные решения. Именно благодаря этому жизнь может продолжаться, вопреки своему завершению.

- взросление без достаточной поддержки.

Иногда детям не хватает поддержки. И тогда они ищут, но снова и снова не находят её достаточной. И взросление тогда упирается в надежду на чудо и с каждым разом протаивает дорогу через неудовлетворяющую, но постоянно случающуюся чуждую банальность.

- полярности, ловушка ожидания.

В этом различим хронический конфликт полярностей – тоски по чуду, волшебному разрешению тех давних желаний, и приторности имитации чуда и желаний в повседневности, которыми нельзя очаровываться. И если приглядеться, то в его основе ловушка ожидания необычного извне.

- все начинается с принятия.

Всё начинается с принятия. Обычности и своей повседневности. Когда я смотрю на повседневность не как мешающую и "строющую" меня, а как строемую сейчас именно мной и вместе со мной. И тогда открывается её уникальность для меня и моя собственная уникальность, не требующая доказательств другим. И она может быть скучной - почему бы нет? Скука истинно человеческая эмоция, признак интеллектуальной жажды, то благодаря чему пробуждается интерес, активируется познание, создается новое.

- о детях и скуке.

Детям нелегко пережить скуку. Но с возрастом под требованиями взрослого мира все в большем числе ситуаций детям приходится ограничивать себя. Интереса и любопытства к миру много. Смысла ограничениям ещё не придается, а способов справиться со скукой тоже недостаточно. И начинает скука существовать как балласт в межмирье детей и взрослых. И важным становится признание скуки как ещё одного эмоционального состояния, нуждающегося в выражении и регуляции. И при позволении скуке существовать, происходит смена и новая волна иных состояний.

Не пугайтесь того, что есть сейчас. И вспоминайте парадоксальную теорию изменений Бейссера: "Изменение происходит тогда, когда человек становится тем, кто он есть на самом деле, а не тогда, когда он пытается стать тем, кем он не является. Изменение не происходит через намеренную попытку изменить себя самого или кого-либо, но происходит тогда, когда человек старается быть тем, кто он есть на самом деле – быть полностью вовлеченным в настоящее".